– А трупы куда спрятали?

– Т-т-трупы? – Тон у молодого человека стал совсем растерянным.

– Так ты же их всех убил, – жестко заявил Гуров, переходя на «ты». Он прекрасно понимал: смена стиля общения нередко подстегивает человека к правдивым ответам. – Рассказывай, как убивал, куда спрятал тела?

– Закопал… – промямлил парень. – Не помню где. – Лицо у него стало белым, губы тряслись, а на шее появились красные пятна. Парень нервозно принялся кусать ноготь на большом пальце.

– Гриша, – тон у оперативника стал спокойным и мягким, – ведь ты врешь. Никакого кафе не было… Я его только что придумал, а ты зачем-то согласился. Не знаком ты с этими девушками. Расскажи, кого ты прикрываешь, Гриша?

Но подозреваемый ссутулился на колченогом стуле, казалось, что он готов с головой спрятаться в высоком воротнике куртки.

– Я убил. Не скажу больше ничего. Это я, я виноват.

– Гриша, по всем преступлениям уже собраны улики и показания свидетелей. Будешь честно рассказывать о своей роли, то гарантирую, что отделаешься небольшим сроком. У тебя характеристики положительные, да и сам ты парень хороший, сразу видно. Выйдешь досрочно и начнешь жизнь заново. Преступления, за которые ты берешь на себя вину, серьезные, пожизненный срок за такое светит. Этот вкусный кофе, Гриша, окажется в твоей жизни последним. Ты хочешь судьбу матери повторить?

Но парень, глядя в пол, прошептал:

– Я виноват во всем. Я.

Гуров позвал дежурного и попросил организовать охрану в кабинете, ему необходимо было выйти на свежий воздух. Он стоял на улице, глубоко уйдя в свои мысли: «Что за упрямое семейство! Мать во всем себя винит, теперь Гриша рассказал сказку, толком не зная деталей преступлений, и уперся, что это он виноват. Кого так боятся и Алена, и Григорий? Могут они испытывать страх перед отцом Алены? Мужик вспыльчив, по рассказам Стаса. Но мог ли он быть главарем всего этого грязного дела? И почему в таком случае Алена пострадала?

Очевидно, что парень в курсе похищений, но вот про погибших девушек ничего внятного ответить не смог. А значит, Головин лишь исполнитель части работы. Наверняка Гриша изготовил копии ключей и отвлекал персонал банка, а девушки похищали деньги и ценности. Но есть третий участник, кто все это придумал. Как заставить Григория назвать организатора схемы хищений в банке? И почему он покрывает такие жестокие преступления, жертвуя своей свободой? Неужели главарь женщина, и Головин спасает свою любимую?

Льва кто-то окликнул:

– Сыну передачку как отдать? Через вас можно, гражданин начальник? – С боковой улицы не спеша подошла фигура в черном, старуха Пирогова с небольшим пакетом. – Двое суток ведь не ел парень, не зверствуйте, дайте перекусить. Ничего запрещенного, пироги испекла с картошкой и капустой. Его любимые. Можете хоть сами лично проверить, ничего внутрь не напихала. Ничего криминального. Покормить пацана хочу.

Гуров внимательно взглянул ей в лицо и потянул за рукав:

– Идемте со мной.

Он провел Пирогову прямо в кабинет и показал на стул:

– Присаживайтесь. – Григорию, у которого вытянулось от удивления лицо, он пояснил: – А это тебе мама пирогов своих принесла. Ты ешь, не стесняйся, больше такого можешь и не попробовать. А мать твоя посидит пока, послушает, как ты девчонок убивал, как их тела прятал.

Лицо у парня перекосилось еще сильнее, а мать перестала развязывать свой узелок с гостинцами.

– Уведите ее, пожалуйста, не надо, – шепотом попросил парень.

– Не уведу, – жестко сказал Гуров. – Ты привыкай об этом говорить, Григорий. Тебе еще следователю придется несколько раз повторить свою историю, на суде перед родителями девушек, которых ты убил. Так что ты не стесняйся, рассказывай, как убивал? Голыми руками душил? Кричали они? Дома у себя, в квартире, убивал? Тела потом в чем повез закапывать? В мешках? В багажнике трупы перевозил?

Под градом ужасных вопросов Григорий закрыл лицо руками и замотал головой. Мать подошла к нему и погладила по голове.

– Сыночек, не надо врать, расскажи все. Ты в тюрьму сядешь, а он ведь дальше будет убивать. Зачем души губить? Не повторяй мои ошибки. Не спасешь ты никого, а только дальше эта кровь потянется.

Гуров кашлянул:

– Я сейчас выйду, у вас десять минут для разговора. Как вернусь, тебе надо решить. Или едешь в СИЗО и становишься главным обвиняемым, или под домашним арестом останешься как соучастник.

Оперативник снова вышел на крыльцо здания, засек на часах время. Он смотрел на пустую улицу, в голове мелькнула мысль, что неплохо было бы с Марией приехать в отпуск вот в такое тихое местечко, чтобы насладиться спокойствием, отдохнуть от шумной и суетливой столицы.

Крячко это утро провел в больнице, где он для начала отыскал лечащего врача Людмилы Николаевны.

– Кравченко? – сурово уточнила пожилая врач. – Забирайте свою мадам, ей здесь делать нечего. Здорова абсолютно! Через пять минут все документы для выписки будут готовы.

– Вы уверены, что со здоровьем все в порядке? – спросил Стас. – Все-таки вчера по «Скорой» женщину привезли с подозрением на сердечный приступ.

– Симуляция чистой воды! – отрезала врач. – Ваша мнимая больная весь персонал достала за ночь, то ей жарко, то вещи забрать надо внизу. У нас кардиология! Обязательное условие – строжайший постельный режим, ограничение физических нагрузок. А ваша Кравченко гуляет по коридорам, скандалит с персоналом, ест домашнюю еду. Утром ее поймали с тарелкой жирных котлет, принесенных из дома! По анализам никаких отклонений, кардиограмма как у двадцатилетней девушки. Только зря тратим деньги государства на лечение болезни, которой у нее в помине нет.

– Я тогда в палату зайду, попрошу ее собраться? – предложил оперативник. – А вы пока готовьте документы.

Он предупредительно постучал в дверь и заглянул в палату:

– Добрый день. Я к Кравченко Людмиле Николаевне.

Худенькая сморщенная старушка с крайней кровати тихо прошелестела:

– А нету ее, Кравченки. Вещи собрала, врачей обругала и ушла.

– А куда ушла, бабуля? Давно?

– Так домой, сынок, вот прямо перед тобой, – охотно поделилась сведениями пожилая пациентка. – Ей с утра врачиха сказала, что она как бык здорова. Потом ей звонили, звонили все утро, да так, что она халат бросила да убежала.

На кровати действительно лежал ярко-голубой халат внушительных размеров.

– А во что одета она, бабусь?

– Шубка беленькая до полу, норковая разлетаечка. Внучка о такой мечтает, просит меня купить ей в институт. А откуда у бабки такие деньжищи.

– Доброго здоровья, – пожелал Крячко и помчался по коридору больницы, на ходу набирая номер телефона Гурова.

– Сбежала наша паспортистка прямиком из больницы, одета в белую норковую шубу длинную, – выдохнул он на бегу. – Я вокруг больницы сейчас покатаюсь.